Иерархия - Книга о тебе

Иерархия Который раз в своих рассуждениях поминаю иерархию, и каждый раз получается, что она – вроде как само собой разумеющееся явление, простое до примитивности, знакомое кому-то со школы, кому-то с университета… И постоянно натыкаюсь на непонимание и странные вопросы. Что ж, понимание – на совести объясняющего. Пора, видимо, расписать и это изумительное по своей функциональности и по количеству коллизий явление. Я уже писал не раз, что стадность и стайность – великий прорыв жизни в борьбе за выживание, когда нехватка ресурсов у одной особи может компенсироваться избытком оных у другой, когда обороняться от хищника или конкурента можно не в одиночку, а всем миром, когда можно крупными силами охотиться, строиться, растить детей… Мамонт уж на что большой и сильный – ан всё, перебили слоников… Самая простая стая строится на одной-единственной функции: стремлении быть в окружении своих. Рыбки или мошки занимаются своими делами – роятся, кормятся, флиртуют, но непременно так, чтобы расстояние до ближайших сородичей было не очень большим, иначе становится грустно и одиноко. Это императивная потребность, конкурирующая с другими, например, со страхом или голодом. Если вы озаботитесь поиском подводных видеокадров стаи рыбёшек, или полёта стаи птиц, то увидите, что она похожа то на мыльный пузырь, то на вихрь, то на поток. Она постоянно участвует в двух движениях: внутреннем – перемещении рыб внутри стаи, и внешнем – движении всей стаи. Для начала рассмотрим движение внутреннее. Это динамическое равновесие, определяемое соотношением потребностей отдельных рыбок. Если рыбка удовлетворяет свой инстинкт быть со своими, то ей наиболее комфортно внутри стаи, ближе к центру роя. Если же она хочет, скажем, поесть, то ей потребуется переместиться на периферию: в центре еды нет. Если рыбка в центре роя задумалась, то её могут постепенно вытеснить наружу, так как всем хочется быть в уюте и безопасности. Если вам повезёт найти кадры, в которых кто-то охотится на стаю рыб, то вы увидите ошеломительное зрелище. Сам по себе рой никуда не убегает, он болтается себе на месте и лишь меняет свою форму. Вот хищник разогнался, отрыл пасть, ринулся в гущу, того и гляди – отъест сразу целую компанию! Ан нет: ближайшие рыбки разлетаются прочь от страшного оскала. Будь рыбка одна, хищнику было бы не так уж сложно её поймать. Но здесь он имеет дело с роем, где затруднительно разглядеть отдельных рыбёшек, не говоря уже о том, чтобы преследовать какую-то одну, совершенно такую же, как тысячи других. Хищник пытается укусить рой, но рой – не плотный предмет, а процесс; он чудесным образом образует перед хищником кратер, а то и туннель. Рыбки не расплываются далеко – стремление быть вместе не даёт им так поступать. Они лишь находятся не ближе к хищнику, чем позволяет чувство страха, но не дальше друг от друга, чем требует чувство локтя. Примерно похожим образом организовано и стадо коров, и коз, и антилоп… Есть и отличия, и серьёзные, о них – позже. Нет, правда, такое не описать, найдите и посмотрите, не пожалеете. Внешнее движение случается тоже по достаточно простым причинам. Во-первых, рыбка, тянущаяся за едой, не станет уплывать слишком далеко от роя, а предпочтёт питаться тут же, рядом. Но, однако, чем дольше рой пасётся на одном месте, тем дальше надо тянуться за едой, и голодная рыбка на краях роя робко отплывает чуть дальше, чтобы тут же вернуться. Однако если голодных рыбок несколько, то они точно так же влияют на соседей: отплывая, они заставляют соседей быть ближе к ним, то есть тоже отплывать от центра роя. Часть роя сдвигается, и, если эта часть достаточно велика, то сдвигается и весь рой. Стая медленно мигрирует за пищей. В случае же нападения стаи хищников, число испуганных рыбок, движущихся в одном направлении, увеличивается настолько, что увлекает за собой часть роя или даже весь рой. Умные хищники – дельфины, например, плавая с одной стороны роя, могут направить его в другую сторону, чтобы загнать в лабиринт кораллов или ущелье, где хитрости рыбьей стаи применить гораздо труднее. Они пока не пытаются охотиться: они уже в курсе бесполезности таких попыток. Они ждут, пока им удастся загнать рыб в тупик. Другая тактика – рассекать рой группой охотников в одной плоскости, чтобы отсечь относительно небольшую часть косяка, недостаточно крупную, чтобы использовать обычную тактику защиты стаи от хищника. Это тоже само по себе фантастическое зрелище. Ну и, конечно, сезонная миграция. Не стоит думать, будто у всех рыб разом рождается потребность плыть куда-то на нерест. Напоминаю, косяк выдвигается не тогда, когда ВСЕ рыбки примут решение на голосовании, а когда достаточно большое число их начнёт перемещаться в подсказанном инстинктом направлении. Даже не большинство, а лишь какая-то доля рыбок, которая, с одной стороны, уже хочет в поход, а с другой – не слишком привязана к рою (у любого инстинкта есть вариации выраженности). Если нет другого вектора стремления остальной части роя, то этого достаточно, чтобы вовлечь всю стаю в перемещение, вначале неспешное, но всё ускоряющееся, так как даже те рыбки, кому всё равно куда плыть или не плыть, попросту постараются оказаться не слишком далеко ни от кого, в том числе и от тех, кого тянет в путь. И даже более того. Австрийский этолог Конрад Лоренц в своей замечательной книге «Агрессия» описывает дивный опыт: «…опыт, который провёл однажды на речных гольянах Эрих фон Хольст. Он удалил одной-единственной рыбе этого вида передний мозг, отвечающий – по крайней мере у этих рыб – за все реакции стайного объединения. Гольян без переднего мозга выглядит, ест и плавает, как нормальный; единственный отличающий его поведенческий признак состоит в том, что ему безразлично, если никто из товарищей не следует за ним, когда он выплывает из стаи. Таким образом, у него отсутствует нерешительная «оглядка» нормальной рыбы, которая, даже если очень интенсивно плывёт в каком-либо направлении, уже с самых первых движений обращает внимание на товарищей по стае: плывут ли они за ней и сколько их, плывущих следом. Гольяну без переднего мозга это было совершенно безразлично; если он видел корм или по какой-то другой причине хотел куда-то, он решительно плыл туда – и, представьте себе, вся стая плыла следом. Искалеченное животное как раз из-за своего дефекта стало несомненным лидером». Разумеется, в человеческом обществе одной специфической травмы недостаточно, чтобы стать лидером. Главным образом потому, что стаи более сложных животных организованы более сложным образом, и в них действуют более сложные и многочисленные стремления. Во-первых, у более сложных животных появилась возможность не следовать за каждым психом. А во-вторых, она развилась до умопомрачительной степени. Инстинкт оценивает, насколько можно доверять конкретной особи, несущейся к горизонту со страшной скоростью и воплями: «Все за мной!». Надо ли и впрямь бросать всё и мчаться за ней? Или ну его, пусть торопится в одиночестве? И вы вообразить себе не можете, сколько непростых параметров учитывается, особенно у высокоразвитых животных, и ещё более особенно – у человека. Принципиально оценивается иерархическая позиция. Отсеиваются несовершеннолетние, люди с признаками невменяемости и явные отщепенцы. Дальше в ход идёт оценка физической силы. Вы будете смеяться, но размеры лидера имеют серьёзное значение. Было даже исследование, показавшее, что у крупных мужчин есть заметные карьерные преимущества в руководящей работе. Далее мы оцениваем, насколько человек сам убеждён в том, что он делает и к чему призывает. Если он держится уверенно, вплоть до наглости и хамства, если у него громкий голос и самодовольное или агрессивное выражение лица, то это – плюс к нашей инстинктивной оценке верности его намерений и права командовать. Если же наоборот, он переминается с ноги на ногу, смотрит в пол, говорит тихим голосом, запинаясь, то такое – явно в минус. Далее мы смотрим, сколько людей стоит у него за спиной и согласно кивает. Чем больше – тем лучше. Их вид тоже играет роль. То, какие у него и его соратников социальные маркеры – также важно. Престижная машина, мигалки, охрана, дорогая одежда – всё это (и не только) показывает нам, что претендент на лидерство достаточно хорошо соображает, чтобы такое иметь. И ещё мы смотрим, как реагируют люди вокруг нас. В сумме мы получаем критерии для оценки иерархической позиции выступающего. Чем выше позиция – тем сильнее расположение, желание подчиняться и согласие с предлагаемой программой. И это почти всё! 80% публики отдадут предпочтение громогласному самоуверенному идиоту в хорошем костюме перед тихим, интеллигентным специалистом в свитере. Факты? Логика? Они – для 4-20% населения. Остальным достаточно инстинктивной оценки. Это, увы, также не только моё мнение, подтверждённое социологическими исследованиями. Иллюстрация: – Собирали мы вас – знали на што! Всего навидаетесь, всего испытаете, может, и вовсе не вернётесь к нам. Мы, отцы ваши, — ничего, что тяжело, — скажем как раз: ступайте! Коли надо идти — значит, идти. Неча тут смозоливать. Только бы дело своё не посрамить, — то-то оно, дело-то! А в самые што ни есть плохие дни и про нас поминайте, оно легче будет. Мы вам тоже заруку даём: детей не оставим, жён не забудем, помочь какую ни есть, а дадим! Известно, дадим — на то война. Нешто можно без того... © Д.А.Фурманов «Чапаев» Эта цитата была скомпилирована Виктором Пелевиным в книге «Чапаев и Пустота» в речь Чапаева. Не удержусь, чтобы не привести её вместе с комментарием автора, вложенным в уста персонажей: – Только бы дело своё не посрамить – то-то оно, дело-то!.. Как есть одному без другого никак не устоять... А ежели у вас кисель пойдёт – какая она будет война?.. Надо, значит, идти – вот и весь сказ, такая моя командирская зарука... … – …Кстати, не объясните ли вы, что такое зарука? – Как? – наморщился Чапаев. – Зарука, – повторил я. – Где это вы услыхали? – Если я не ошибаюсь, вы сами только что говорили с трибуны о своей командирской заруке. – А, – улыбнулся Чапаев, – вот вы о чем. Знаете, Петр, когда приходится говорить с массой, совершенно неважно, понимаешь ли сам произносимые слова. Важно, чтобы их понимали другие. Нужно просто отразить ожидания толпы. Некоторые достигают этого, изучая язык, на котором говорит масса, а я предпочитаю действовать напрямую. Так что если вы хотите узнать, что такое «зарука», вам надо спрашивать не у меня, а у тех, кто стоит сейчас на площади. © В.О.Пелевин «Чапаев и Пустота» Если внимательно ознакомиться с рекомендациями о том, как влиять на людей, как быть лидером, как убеждать, то изрядная доля советов сводится к тому, как выглядеть «альфее» или как выглядеть более «своим». С чем, случается, возникают проблемы, поскольку, как я говорил, признаки «своего» , как и признаки лидера варьируют от группы к группе и, если вы промахнулись по набору специфичных для референтной группы маркеров, вы скатываетесь по локальной иерархии куда ниже, чем если бы вовсе не пытались показать себя. Здесь есть интересные особенности. Социальные маркеры существуют в виде комплексов. Невозможно предъявить только один, или даже несколько, не соответствуя остальным. В конце прошлого века мне случилось увидеть в метро маму с дочкой из какой-то азиатской республики хСССР. Дочка была наряжена. На ней было красивое, действительно красивое платье. Красивые же чёрные волосы в правильной причёске. Изящные, пусть и несколько экзотические украшения. И… Тапочки. Обычные домашние тапочки. Да, новые, очень аккуратные, но – домашние тапочки. Думаю, любому жителю Нерезиновой сразу было понятно, как недолго находится в столице эта девушка, и насколько чужда она столичной культуре. Простой иллюстрацией будет аналогия с армией. Если вы хотите выглядеть военным, то вам надлежит сделать так, чтобы форма, на вас надетая, полностью соответствовала принятым в этой среде обычаям. Уставу. Любая мелочь, вроде разного количества или разного размера звёздочек на разных плечах мгновенно делает ваше самозванство очевидным. И даже более того. Внутри жёстко оформленной системы людей в форме существуют нюансы, недоступные для внешнего наблюдателя. Выгнутая пряжка, укороченные сапоги, фуражка блином или наоборот, с завышенной тульей, ломаные погоны – эти признаки меняются во времени и пространстве, но позволяют их носителям определиться с тонкостями иерархии внутри одной ступени. И даже ещё более: если вы не умеете ходить строевым шагом, если не той рукой отдадите честь, то даже идеальная форма вам не поможет. А уж коли потребуется открыть рот… Вы можете нарядиться панком. Вы, возможно, можете очень хорошо нарядиться панком. Но если вы не знаете, кто такой Сид Вишез, прикид вам не поможет. Отсюда пословица: встречают по одёжке, провожают по уму. Это означает, что внешние социальные маркеры дают возможность предварительной оценки, но поведение остаётся решающим фактором. Не могу не вспомнить: в одном месте мне приходилось проходить на рабочее место через помещение, где находились рабочие. Нормальные мужики, работяги, мастера своего дела, мы с ними в общем не пересекались. И как-то мне донесли, что они считают меня высокомерным. Я удивился: – С чего бы? Мы же практически не общаемся, только здороваемся, когда я прихожу. Мне отвечают: – Вот именно в этом дело. Вы просто говорите «Здравствуйте». – А надо как? – Надо со всеми здороваться за руку. Кто бы мог подумать… И ещё одна цитата: Бережному вдруг очень захотелось показать всем вот этим, с цигарками в зубах, что он свой, рыбак. Да ведь он же и правда рыбацких кровей: отец ведь рыбачил... Он подошёл к Губареву, спросил у него папироску, закурил из ладоней, помолчал некоторое время, потом вроде как бы в задумчивости поковырял ногтем краску на люке и спросил громко, чтобы слышали все: – Надо бы шаровой покрыть, а? Именно покрыть шаровой, а не покрасить серой краской. – Да надо бы,– нехотя отозвался Губарев,– только его дня два рашкать придётся, потом засуричить, а иначе слезет. «Засуричить – это ясно, – быстро думал Бережной. – А рашкать? Зачищать, наверное...» И он сказал с лёгким вздохом: – Эх, Владимир Степанович, дорогой, раз надо, – значит, надо. Кто же будет беречь наше судно, если не мы сами? И сразу почувствовал: не то. Опять получилось как-то неловко, казенно, назидательно, совсем не так, как он хотел. © Я.Голованов «Сувенир из Гибралтара» Для справки: Бережной из текста – замполит. То есть человек, которому поручено быть лидером, желательно неформальным. А быть неформальным лидером внутри референтной группы и не быть её членом – невозможно. Бережной это чувствует и пытается обозначить в своей речи локальные маркеры, увы, неудачно. В группе надо вариться; поверхностного знакомства с обычаями и традициями недостаточно. Интересно, что маркеры высокого статуса тоже изменчивы. Я не говорю о том, что в разных группах уверенное поведение выглядит категорически по-разному. Но и в пределах одной субкультуры они модифицируются со временем. Это легко увидеть, вспомнив или посмотрев фильмы разных лет с криминальным фоном. Крупные авторитеты в разные годы ведут себя очень различно (разумеется, это же разные люди), и мелкие авторитеты, подражая им, формируют традиции авторитарного поведения в субкультуре. Поэтому советы о том, как правильно себя подавать, кроме самых общих, не работают. Автор – не из вашей среды. Ту же тенденцию можно проследить (хотя и труднее) и в повадках чиновников на протяжении истории России последних двух веков. Эта функция даёт обывателю потрясающую возможность инстинктивно подчиняться избирательно только своему лидеру, игнорируя чужих, и позволяет сохранять социальную изолированность групп при топографической суперпозиции. (Что это я такое написал?) То есть позволяет существовать разным социальным группам раздельно на одной территории, как сосуществуют в одном лесу, в одном биоценозе, птицы и звери разных видов. А кто же такой в иерархии чужак? Нестрого говоря – никто. Раб слуги на иерархической лестнице. В некоторых правовых и религиозных институтах древнего мира (некоторые из этих институтов существуют и поныне) чужак не имеет никаких прав, даже права на жизнь. Обмануть, ограбить чужака – удача. Убить чужака – доблесть. Такое представление – не пережиток, а инстинктивная реакция, поддерживаемая социальными нормами этих систем, тем более сильная, чем беднее мир субъекта. Если ресурсов вдоволь – можно не жадничать, поделиться в надежде на перспективы. Если ресурсов мало, то чужак сам становится источником ресурсов, и уж по крайней мере не стоит позволять ему претендовать на наше. Именно эта часть инстинкта защиты стаи, а не что-то иное – основа американского расизма прошлого-позапрошлого веков. Именно на этом сыграл немецкий нацизм, превратив мирных бюргеров в садистов и убийц. Все благородные христианские нормы распространяются только на ближних, своих, и совершенно не мешают грабить, убивать и мучить тех, кто не смог по каким-то критериям попасть в эту категорию. Еретик – чужой. Безбожник – чужой. Иноверец – чужой. Ату его! На костёр! Правила поведения по отношению к членам стаи тоже меняются в зависимости от ситуации. Приведу цитату из моей статьи «Старики как барометр»: Защита больных и слабых даёт популяции лишнюю возможность выживания. Но есть проблема. Помогать слабым – ресурсоёмкая операция. Поэтому инстинкт эту операцию программирует гибко. Если всего очень мало – слабых убивают и съедают (ну, в первобытном обществе). Если всего просто мало – слабых убивают. Если всего как-то хватает – слабым позволяют жить. Если всего хватает – слабых подкармливают объедками. Если всего изобилие – слабым обеспечивают достойную жизнь. Отношение к сильным тоже гибко: пока всё в порядке, идут драки за место, лидера можно критиковать, обзывать, требовать от него всякого… В трудную годину тот же самый лидер вдруг оказывается защитником, вождём, мудрым и дальновидным политиком, на кого возлагаются все надежды. Все мы знаем слово «диктатор», обозначающее деспотичного, авторитарного руководителя с неограниченной властью, зачастую силой захватившего свой трон (или кресло). Не все знают, что изначально это слово означало кризисного директора, назначаемого древнеримским сенатом во время чрезвычайного положения на срок до полугода. То есть, в случае беды государство вынужденно переходило от либеральной демократии к (ну, допустим) деспотизму. То же самое можно проследить на примере репутации Сталина. До войны он был именно деспотом, ненавидимым и пугающим. С началом войны он стал самозваным диктатором, а после и в результате победы – любимым вождём (не для всех, я знаю). Теперь не о слабых и не о сильных, а о своих. Разумеется, очень малая часть стаи находится на высших и на низших ступенях иерархической лестницы. Большинство всё же болтается где-то в серёдке и стремится подняться повыше и не скатиться пониже. Это тоже инстинктивное стремление. Стая должна управляться самым сильным самцом (у некоторых видов – самкой), логично же? А как определить, кто самый сильный? Да запросто: внедрить во всех соревновательный инстинкт. Кто в соревновании побеждает – тот и ведёт стаю. Но даже если ещё не ведёт, то, по крайней мере, имеет право на кусок лучший, чем положен более слабым. PROFIT! Поэтому самцы, тьфу, то есть мужчины, очень любят соревноваться. Поэтому полезный для здоровья спорт частенько имеет форму выяснения, кто больше поднимет, кто дальше прыгнет, какая команда запихает больше мячиков или шайб в чужие ворота. И люди, не имеющие никакого личного отношения к спорту, живо им интересуются при помощи телевизора, а то и не брезгуют оторвать задницу от дивана и принести своё пиво аж на стадион, несмотря на то, что любому из них понятно, что один человек прыгает дальше другого и что одна команда может выиграть у другой. Потому что очень важно, кто же, кто – самый сильный, кто поведёт стаю, кому надо подчиняться, кого боготворить? Кому уступить лучший кусок, а у кого отобрать? Благодаря этому спортивные кумиры имеют от своих поклонников тот экстаз, которым, согласно букве инстинкта, должны пользоваться вожаки. Опять-таки вспомнилось: на одном моем месте работы кто-то из сотрудников притащил крошечный пластмассовый игрушечный детский пистолетик, еле стреляющий присосками метров на пять. Причём присоска из него летела по какой-то замысловатой траектории. Через полчаса лаборатория в полном составе торчала в коридоре и состязалась, кто собьёт спичечный коробок. Надо, конечно, учитывать архетипическую страсть мужчин во что-нибудь чем-нибудь выстрелить и непременно попасть, но всё равно показательно. Мужчины любят соревноваться во всём. У кого больше, дальше, толще, тоньше, шире, длиннее, быстрее, дороже, сильнее, и так далее. По любому поводу. Мужчину очень легко взять на слабо. И тоже легко зацепить на желании похвастаться. Так и должно быть. У женщин, несомненно, подобное тоже наблюдается, но всё же не в такой мере. Для средств соревнования изобретён даже неологизм: понты. Понты – суть маркеры статуса. Они, как и все маркеры, специфичны для среды, и могут быть очень разными. Часто понтами называются маркеры, не пригодные более ни для чего, кроме как для соревнования, демонстрации статуса, иерархического положения в группе, или, выражаясь тем же языком, крутости. Чем проще среда – тем проще понты. Объем бицепса; врождённые способности, например – много выпить; обладание дорогой цацкой. Для павианов – клыки. А для оленей – рога. На следующем уровне понтов – способности приобретённые и пригодные уже не только для соревнования. Умение играть в мяч, фехтовать, сочинять частушки, красиво говорить. Профессиональные навыки. Далее – признаки общественного признания: награды, звания, должности, чины, говорящие (в идеале) о том, что их обладатель приносит пользу обществу или хотя бы способен к тому. И, наконец, результаты деятельности: написанные книги, построенные дома, созданные теории. Есть и ещё парочка уровней, но они настолько сложны, что я даже не стану их упоминать. Курьёз: в определённых кругах понтом является умение не вступать в соревновательные отношения, отсутствие понтов. Обладатель большего количества понтов обычно имеет более высокий статус. Или наоборот: более статусная особь обычно имеет больше понтов. Как животное, научившееся мыслить, то есть удовлетворять свои инстинкты сложными и неоднозначными путями, человек довёл умение понтоваться до абсурда: целью некоторых людей может быть обретение максимально крутых понтов самих по себе. Максимально действенных статусных маркеров. По сути, такое смещение цели на вторичные параметры обладает всеми признаками карго-культа. Вы представляете себе, каким надо быть рабом соревновательного инстинкта, чтобы взвалить на себя кабалу кредита лишь для того, чтобы приобрести статусный автомобиль, более престижный, чем пристало его обладателю по реальному положению! Это, кстати, особенно заметно для Москвы – города, построенный как купеческий, развивавшийся как купеческий, и оставшийся таковым. В столице нетрудно увидеть классную машину, притулившуюся на ночь между помойкой и песочницей. Просто потому, что у владельца не хватило кредита на гараж или даже стоянку. Или встретить человека с последней модели мобильным гаджетом без денег на балансе. Собственно, не в последнюю очередь из-за тягостной атмосферы отчаянной маскировки нищеты понтами я и покинул столицу. Кстати о купцах. Это одно из сословий, каст, в царской России, числом восемь (да, я знаю, что есть другие оценки их количества). Люди разных сословий жили разными укладами и, естественно, имели разные социальные маркеры статуса. Слово «понты» — короче, более ёмкое, но не нравится мне своим происхождением и принесёнными из той среды коннотациями. Купцы стремились показать своё богатство, и цена маркера была эквивалентна его значимости, а качество или способность удовлетворять какие-либо нужды были на втором месте. Для духовенства же, к примеру, важнее были знаки заслуг и сан. У купцов, само собой, тоже были значимые для них показатели иерархии, в первую очередь – гильдии, но у духовенства система мелких маркеров была развита не в пример лучше. Среди известных мне предков по отцовской линии все, начиная с прадеда и по крайней мере до XVII века, когда история рода теряется – священники. И в истории моего рода я с любопытством обнаруживал записи типа «20.06.1870 награждён набедренником, 06.04.1865 пожалована ему бархатная фиолетовая скуфья». Понятно, что авторитетная личность одного сословия могла быть уважаемой в другом, но могла и не быть, так как сословия тоже не были равны между собой. Я к чему веду. Знаменитый спортсмен и известный академик могут с почтением отнесись к заслугам друг друга, но лишь в области, где никто из них не является специалистом. В политике, например, ни один из них не будет авторитетом для другого. Есть косвенные способы определения статуса человека из чужой группы, но они, как правило, неточны. По крайней мере, для обычного человека не существует способа точной оценки, хороший ли перед ним сантехник, врач, парикмахер, портной, юрист, психолог, музыкант… В то время как внутри тусовки качество специалиста диагностируется достаточно быстро и точно. С одной поправкой: более классный специалист легко ранжирует менее классного, но менее классный может лишь обнаружить, что его собеседник – лучше. И всё. Дрейф из одной группы в другую затруднён, потому что начинать придётся с самого низа, и потому, что человеку свойственно идентифицировать себя с группой, перенося гордость за принадлежность к ней на иллюзорное превосходство перед другими по имеющимся у него критериям. Ну как, действительно, спортсмен может относиться к академику, не способному даже десяточку пробежать? А академик – к спортсмену, не отличающему Гоголя от Гегеля. А для военного оба – шпаки. А для мошенника все трое – лохи. И вполне нормально, что военный, учёный, панк, жулик, священник, музыкант, бизнесмен и художник, встретившись, будут все дружно смотреть на остальных свысока. Поэтому, демонстрируя облик и поведение, несвойственные данной группе, человек, скорее всего, будет позиционироваться участниками ниже, чем, возможно, следовало бы. Поэтому, если вы намерены сменить место жительства, то, если вы не везёте с собой аномально высокий статус, начинать вам там будет трудно, и начинать будет нужно с ассимиляции, в том числе и по образу жизни, то есть с завоевания членства в группе, без чего у вас не будет права участвовать в иерархической структуре. Пока что я писал о желании возвыситься, поднять себя вверх по иерархии. Но есть и другой способ изменить статус(!)-кво: унизить ближнего. И этот способ имеет не меньшее, если не большее значение в нашей культуре. Унижение – само слово говорит, что оппонент в результате этого действия сдвигается по иерархии вниз. Сколько удивительных способов для этого придумало человечество! Показать собеседнику или окружающим, что он – омега. Плохой. Чужак. Глупый. Слабый. Неумелый. Неудачник. Любым образом. Знаете, почему невежливо указывать на ошибку публично? Потому что это унижает. Именно в описанном мной сейчас смысле. Даже элементарно не выразить принятого уважения – унижает. Сколько конфликтов в обществе происходит из-за оценки, случайно сформулированной не тем образом, каким пристало! Конфликт возникает, разумеется, не от самого факта унижения, а от того, что униженный не согласен с предлагаемым низким статусом и вступает в иерархическую борьбу не менее, а, вернее сказать, даже более острую, чем борьба за понты. Потому что на неправомерное повышение статуса какого-то постороннего человека ещё можно наплевать за несущественностью, а на понижение собственного – у-у-у… Все мы знаем: есть люди, любящие обижать других. Да-да, именно по указанной причине. Они нашли для себя такой способ утверждать свой статус. Самоутверждаться. Есть даже люди, специализирующиеся на подобном поведении, кого я ещё упомяну – тролли. Протест против понижения статуса называется «обида». И это настолько важное чувство, что право многих стран предусматривает наказание за унижение. В России это называется «Преступления против чести и достоинства личности» и описаны в статьях 129 «Клевета» и 130 «Оскорбление». Обе эти статьи – весьма условно работающие, но в юридических системах цивилизованных стран аналогичные законы вполне себе уверенно функционируют. Стандартные реакции – либо оправдаться (доказать, что обвинение ложно), либо ответным образом оскорбить обидчика. Так рождаются конфликты, каждым из нас многажды наблюдаемыми и в реальной жизни и в сети. Защита чести и достоинства для человека бывает так же важна, как и защита жизни и здоровья, а для некоторых – и того более. «Честь паче жизни» и «Оскорбления смываются кровью». Ну, или мордобоем. Вы только подумайте: люди готовы защищать свою иерархическую позицию, жертвуя здоровьем или жизнью! Надо ли говорить, что при такой актуальности иерархической борьбы сохранение или достижение статуса частенько становится целью жизни или задачей №1. В этом нет беды, так как все удовольствия в жизни определяются тем, какие инстинктивные потребности имеются у человека, и тем, насколько успешно он их удовлетворяет. Нет беды до тех пор, пока стремление к удовлетворению потребностей не превращается в обузу или фобический невроз, и не вредит нормальной жизни и остальным удовольствиям. Увы, подобное неконструктивное поведение встречается слишком часто, так как именно желание одобрения и страх осуждения создают общество, позволяют хранить традиции и поддерживать общие нормы поведения, о чем я уже писал в статье «Как часто надо хвалить ребёнка?». Зависимость от внешней оценки, от общественного мнения очень важна для социума. Она вынуждает многих людей вести себя лучше, чем они могли бы, или просто иначе, чем хотели бы. Это удобно для общества, но неудобно для личности достаточно зрелой, чтобы принимать решения самостоятельно. Боже Осирисе, сколько я накатал… Никто не станет этого читать. Не стану элегантно завершать главу каким-нибудь изящным финалом. Просто надеюсь, что в какой-то мере объяснил, что я имею в виду под иерархией в обществе, когда о ней говорю. Здесь далеко не всё, что я могу сказать на эту тему, и, возможно, со временем я напишу ещё.