• Книги и статьи » Философское » О реальности и нереальности

О реальности и нереальности

Перечитывал Лема, и натолкнуло меня чтение на старый-престарый вопрос, сводящийся, с одной стороны, к конфликту между субъективизмом и объективизмом, и с другой стороны, к так называемому «основному вопросу философии» о первичности духа и материи.

Не хочу разбирать ни одну из этих сторон, там все давно и надежно запутано поколениями философов, хотя, как мне кажется, если отвергнуть бескомпромиссную дихотомию, то получается вполне ясно и понятно.

А разобрать мне хочется, в какой степени наша реальность реальна, а не виртуальна? Нет, я сейчас не о том, что мы, быть может, живем в Матрице, а о самом понятии.

Ленин обозначил материю, как объективную реальность, данную нам в ощущении. Неважно, почему именно материю, но есть в этом определении заноза: «объективная» – то есть существующая независимо от нашего восприятия, но критерий этого существования неминуемо опирается на наши ощущения. Противоречие, нет? Существует ли объективная реальность, если она нам в ощущениях никак не дается? Не превращается ли она в сверхъестественное? И наоборот, если нечто надежно дается нам ощущениях, как мы можем отказать этому нечто в объективности?

Установление достоверности факта – сложный и серьезный вопрос всех естественных и даже не естественных наук. Я его слегка (едва-едва) коснулся в статье «Моя правда о чудесных исцелениях». Там я говорил о науке, но научная точность для обычной жизни и избыточна, и утомительно обременительна. Обычно для практических нужд приходится обходиться менее точными, но более простыми способами.

Традиционно призывают внешнего референта, инструментальные методы... Это помогает. Если мы можем некий объект (процесс, взаимосвязь) эффективно учитывать в построении прогнозов и планов, то естественно и удобно считать его существующим. Собственно, я уже писал, что существование – это способность взаимодействовать, а критерий взаимодействия – возможность прогнозировать и планировать на его основе. Что опять-таки возвращает нас к субъекту, способному планировать и прогнозировать. Трещит ли падающее дерево в лесу, где никого нет.

И тут нас настигает двойственность, даже две: во-первых, отнюдь не все объекты (в широком смысле) нужны нам (опять-таки в широком смысле) для прогнозов и планов, и отнюдь не все взаимодействия происходят вне субъекта.

Попробую на примерках показать, что я имею в виду.

Вот, скажем, заинтересовались мы астрономией. Узнали про черные дыры, объективно существующие где-то далеко. Но в ощущениях они нам напрямую не даются, и не даются вообще никому. Возможно, пока. Астрономы по косвенным признакам находят места, в которых, судя по всему, черные дыры должны находиться, и сообщают об этом нам. А мы верим. И даже, быть может, переживаем. В какой степени эти черные дыры – наша реальность?

Пример попроще. Мы знаем, что существует Африка. Более того, мы можем туда попасть. Но как мы это делаем? Садимся в алюминиевую цистерну с крыльями, некоторое время там сидим, а потом выходим, и нам говорят: вот – Африка. И мы тоже верим. В том числе потому, что то, что мы в Африке воспринимаем, сходится с тем, что мы о ней узнали от других, чему мы верили.

Еще один пример. Мы также знаем, что существует страна, скажем, Боливия. Но направились мы не прямиком в Боливию, а сначала в Парагвай. Который тоже, как нам сказали, существует. Гуляли-гуляли, и вдруг бац – мы в Боливии. Какие данные нам ощущения нам об этом доложат? Случайно забредший в лес пограничник? Данные GPS, привязанные к международному соглашению о государственных границах? Ни спутников GPS, ни оного соглашения мы никогда не видели... В какой стране мы находимся, нам станет важно только после того, как мы лично встретимся с какими-то особенностями именно этой страны.

А еще мы знаем, что в Боливии есть президент. И пусть даже знаем, что его зовут Луис Арсе. В каких ощущениях мы можем ощутить президентство президента? И даже его имя? Нам могут только показать человека и сообщить, что это президент, и его зовут Луис. И показать нам его может любой шутник прямо в лесу на границе Парагвая и Боливии. А верить, что это именно президент, или не верить – наше дело.

Как называть страну и как называть президента – это уже не совсем факт, а где-то даже общественное соглашение. А где есть такое соглашение, там подразумевается общество, и оно может быть не одно, и у разных обществ могут быть разные соглашения. Страна Дойчланд кое-где называется Германия, а кое-где Джермани.

И нам могут показать даже и не президента целиком, а только его фотографию. И сказать, что это – президент Боливии Луис Арсе. Или король Патагонии Хосе Альварес. И что забрели мы не в Боливию, а в Аргентину. И опять же наше дело – верить или не верить.

Допустим, мы наивны и доверчивы, и поверили. Или напротив, скептичны и подозрительны, и не поверили. Что это меняет для нас? Как мы можем в реальной жизни использовать знание имени президента Боливии или короля Патагонии, или способность опознать их в лицо?

Да и Ахурамазда с ней, с Патагонией, как вы в своей реальной жизни можете получить пользу от знания фамилии российского президента или от знакомства с его внешностью? Если вам завтра сообщат, что президент в России новый, и зовут его теперь Василий Пупкин, и что он жирен и бородат, что это изменит в вашей жизни?

А что меняется, когда вы читаете новости, что вот, чиновник украл, депутаты издали закон, курс акций поколебался, певица ртом напроказила, а село Иваново переименовали обратно в Кагановичево? Что из этого может вам пригодится до такой степени, что вам становится важно, правда это или нет, если ваш обычный маршрут – дом-работа-магазин-дом?

Вообще, сколько процентов враки должно быть в воспринимаемых вами сообщениях, чтобы это сколько-нибудь заметно отразилось на вашей жизни?

Вот, нам рассказывают о фейковых новостях, подложных фотографиях и синтезированных видео, которые все труднее отличить от настоящих. А зачем нам отличать? Какая вам, собственно, разница, новости о Боливии вы читаете или фанфик по ним?

Позволю себе предположить, что разницы примерно никакой. Дом-работа-магазин-дом. В субботу погулять по улице.

Дальше еще интереснее. Поставщики новостей, включая соцсети, заботливо позволяют нам выбрать, какие темы новостей мы хотим воспринимать. И выбор у людей бывает разный. Одни выбирают спорт, другие науку, третьи моду, четвертые политику, пятые интересуются машинками, шестые – рыбалкой... И оказывается, что у первого самые важные события происходят вокруг того, кто выше или дальше прыгнул, какая команда куда засунула мячик, вторые читают о том, что ученые сделали что-то малопонятное, третьи живут в мире антропогенной эстетики... Продолжая верить в реальность (?) описываемых событий.  И это категорически разные миры. Иногда несовместимые.

Первый встреченный мной в жизни случай фейковой новости случился еще более двадцати лет назад, когда шутник Леонид Каганов написал заметку о том, что под видом красной икры продается крашеная жабья икра из Китая, да еще чем-то зараженная. https://lleo.me/arhive/fan2003/focus.shtml
Времена были другие, много людей поверило, была паника, в официальных СМИ печатали опровержения, и, судя по тому, что все обсуждения жабьей икры быстро пропали отовсюду, а сам Каганов еще годы отказывался этот случай обсуждать, за шутку ему влетело знатно.

Там же упомянута шутка о кактусах, защищающих от компьютерного излучения, хотя и потерявшая актуальность, но принятая обывателями в качестве реальности; кактусы употреблялись до самой кончины электроннолучевых мониторов, хотя, подозреваю, особенно талантливые потребители виртуальности пользуются ими и посейчас.

Ключевое событие: много людей поверило. Как и в существование Боливии с ее президентом. Потом они поверили в обратное. Я сейчас не про Боливию, но почему нет? То есть для многих людей инцидент с икрой в течение некоего периода был такой же реальностью, как и Боливия.

Есть другой вид фейковых новостей: политическая пропаганда. Кто еще помнит СССР, понимает, насколько официальная информация может врать. Целые поколения советских людей имели реальность, отличную от реальной. Для советских людей рабочие Европы и Америки были поголовно притеснены, Израиль был агрессором, капитализм стремительно шагал в пропасть, а дружба народов в Советском Союзе неуклонно крепла вместе с культурой и экономикой. Даже и сейчас существуют люди, убежденные в мудрости и дальновидности нашего начальства. Сам не видел, мне говорили. Вот не знаю – верить или нет.

Думаю, вы уже поняли, о чем я.

Существуют две реальности: одной мы можем пользоваться (планировать и прогнозировать на ее основе), это «дом-работа-магазин-дом». А вторая дана нам в ощущениях текста, голоса и изображения, неинтерактивно передаваемых средствами связи (иногда через родственника или приятеля), и к нашим планам и прогнозам относится лишь в той мере, в какой связана с нашим реальным маршрутом, и в той, в какой мы сообщаемым сведениям верим. Скажем, новость о подорожании бензина может быть нами проверена и учтена на автозаправке. А новость о падении мировых цен на нефть... Ха.

Есть и сложные случаи. Скажем, новость о покупке Собяниным масочного завода мы быстро ощущаем на себе. А помогают ли маски от вируса – кто его знает... Разное говорят.

Есть исключения: описания методик. Простейший случай – кулинарные рецепты. Дело в том, что истинность получаемой информации, достоверность факта, на бытовом уровне мы можем оценить по тому, насколько этот факт соответствует уже имеющимся. Именно поэтому аккуратно сделанный фейк работает на ура. И поэтому же описание рецепта умозрительно оценивается довольно быстро и довольно точно. Ежихе понятно, что если смешать муку, масло, яйца и молоко, то получится тесто. Опыт, конечно, у всех разный, поэтому методики и инструкции бывают и негодные, и даже опасные.

Тем не менее, надежный критерий отличения реальности от виртуальности остается один: возможность употребить. Урожай кокаина в Колумбии меня не интересует. Имя президента мне может быть интересно только, если он набьется ко мне в гости (надо же как-то его называть). Кстати, настоящее имя – это то, которым можно пользоваться. Поэтому Даниил Хармс, например – в первую очередь Хармс, и только потом Ювачев. А Марк Твен – в первую очередь Марк Твен, и только потом – Сэмюэл Клеменс. Поэтому кто как представился, так я и буду его звать, пока не появится другое обстоятельство.

А из этого вытекает, что солидная, а для многих и подавляющая часть реальности – виртуальна, существует только в антропогенной форме сомнительной истинности и ничтожной ценности, если исключить редко встречающуюся эстетическую. И чем больше человек живет в мире новостей и сообщений, тем больше его мир виртуален, и тем менее связан с его действительностью.

Отсюда еще два следствия.

Первое: новостные ленты читать незачем. Важные (применимые) новости встретятся вам по дороге с работы или, в крайнем случае, донесутся до вас родными и близкими.

Второе: если вы хотите жить в реальном мире, то надо больше гулять. В широком, опять же, смысле. Мы тут летом ездили в гости в ставропольскую станицу. Вот это, скажу я вам, была реальность! А еще на днях ходили в лес. Суп грибной получился восхитительный. Очень реальный. И фамилия президента нам в этом никак не пригодилась.

Ну и напоследок имеет смысл вспомнить, что виртуальная реальность существовала с тех пор, как появилась речь. Нет, она не была такой яркой, зримой и насыщенной, но это, на мой взгляд, все же количественные параметры, а не качественные. Скажем, Бузург ибн Шахрияр в своей книге «Чудеса Индии» описывал географию и обычаи этой страны, но одновременно сообщал и о том, что там водятся огромные птицы, из ствола пера которых можно сделать большой сосуд для воды. И для читателя этого труда эта птица была реальностью. Почему нет? Виртуальной реальностью, конечно. Наравне со всеми остальными сведениями об Индии. Еще мне понравились мифы о Вергилии, согласно которым, в частности, он создал медную голову, способную вести беседы, а также летающее кресло, посредством которого таскал к себе восточную принцессу. Опять же, для читателей и слушателей достоверность этих событий равнялась достоверности существования не только гигантской птицы Рух, но и самой Индии. Да что там, обо мне самом одно время ходили дичайшие и забавнейшие слухи. О религиозной реальности я даже не упоминаю, она существует и по сей день. Куда там антирадиационным кактусам...

И время, потраченное на виртуальную реальность – есть время, отнятое от реальности реальной. Я полагаю, этот невозобновимый ресурс имеет смысл расходовать разумно и аккуратно, уделяя меньше внимания ненужным нам сообщениям из якобы реальности, и больше внимания ощущениям, в которых нам реальность дана.